Подшивка

Песни нашего века о главном

01.01.2002

ЛИНИЯ. Опера
Сергей Коробков


Почти ничто не располагало к тому, чтобы неслыханная в театральному миру дерзость - сочинить либретто, написать музыку и самостоятельно перевести их в сценический ряд - обернулась бесспорной удачей. Неофиты на театре Георгий Васильев и Алексей Иващенко, кажется, и сами не предполагали, что подобное возможно: сочинить трехчасовой спектакль, да еще в неторенном отечественной культурой жанре мюзикла, что называется, единолично - на двоих. Знаменитый еще недавно бардовский дуэт в своем песенном творчестве наглядно проявлял единство авторских устремлений (не случайно в клане авторской песни их фамилии слили в одну, шутливо проименовав «Иваси»), но на своей территории. Очевидно, что одного энтузиазма и - теперь ужепонятно - трогательной человеческой влюбленности в роман Вениамина Каверина для программных заявлений в искусстве театра было маловато. А они заявляли: «Норд-Ост», классический мюзикл, созданный по американским меркам и технологиям, станет первым в России стационарным музыкальным спектаклем.


Поначалу, однако, литературно-музыкальный тандем в режиссуру не пошел, предложив на пробу постановку спектакля нескольким профессионалам. Но то ли пробы вышли невнятными, то ли по дороге воплощения идеи у авторов открылось второе дыхание, но ставить спектакль они взялись сами. И выиграли неожиданно не только для себя, но и для тех, кто в универсальность их умений не верил. Выиграли не случайно: главным советчиком и помощником в постановке «Норд-Оста» оказался их музыкальный вкус, доверяя которому они сначала легко и свободно превратили многостраничный роман в драматургический текст, затем перевели его в звучащее слово, а потом поселили на большой сцене театрального зала на Дубровке. Вмешайся в историю этой постановки кто-нибудь иной, вероятность того, что целое может распасться на множество осколков, была бы реальной. Но этого, к счастью, не случилось, и вот почему.


Исторически жанр мюзикла формировался по принципу «весь творог в один вареник». Каких только корней в современном мюзикле не усматривают искусствоведы: и американская музыкальная комедия, и неовенская оперетта, и английская балладная опера, и немецкий зингшпиль, и интернациональные музыкальные обозрения и ревю. Все это варилось в одном котле не один десяток лет, пока не обрело канонических очертаний стиля: как правило, высокая литература; как надобно, нехитрая, но обязательно уложенная в рамки простой и трогательной человеческой истории, драматургия; как водится, узнаваемая по приметам текущего времени музыка, из которой - хорошо бы! - можно позаимствовать в житейский обиход пару-тройку хитовых мелодий. Чтобы по ним вспоминать само зрелище, каковое среднестатистический зритель удостоил своим вниманием и которое со вниманием к нему, обычному зрителю, было поставлено.


При этом никто из ученых мужей не определил, что же такое мюзикл на самом деле, и что в нем непременно должно быть, а за отсутствием чего он мюзиклом быть перестанет. Поэтому просвещенные театралы и спецы, первыми побывавшие на Бродвее, лет пятнадцать назад рассказывали: музыка как у наших Рыбникова и Гладкова, постановочные трюки и спецэффекты - каких мы никогда не добьемся. Поэтому все, кто Бродвей не посещали и дальше Садового кольца ничего не видели, думали: мюзикл - это то, что мы знаем по американскому кино, где поют и танцуют, танцуют и поют - как в нашей оперетке, только несравненно лучше и пониманию доступнее.


Васильев и Иващенко, похоже, сразу решились отказаться от того, что могло превратить их догостоящую в прямом и переносном смыслах слова затею в эрзац, - от подражания. И это, кажется, помогло им обхитрить самых ярых противников мюзикла на русской почве. Поклонившись всем богам, в сотворении нового жанра некогда участие принимавшим, Иваси взяли для рискованного эксперимента: 1. Отечественный роман, не переставший быть бестселлером от того, что сменились поколения; 2. Отечественную музыку, возросшую из авторской песни и из нее выросшую; 3. Отечественных актеров, никогда прежде мюзиклом не занимавшихся, но получивших лучшую в мире театральную школу, делающую их способными решительно на все. Из заимствований в «Норд-Осте» оказалась только технология Камерона Макинтоша - вещь апробированная и необходимая для развития дела, но, согласитесь, не решающая главного в зрительском успехе - того взаимопонимания между сценой и зрительным залом, без которого театр существовать не может, а русский - тем более.


Васильев и Иващенко, а в данном случае, лучше сказать - Иваси, - среди тех, кто был инициатором победного творческого проекта под названием «Песни нашего века», который собрал сначала в один, потом во второй, а теперь уже и в третий альбомы все лучшее, что создано в исключительно отечественном жанре авторской песни - от Визбора и Окуджавы до Берковского и Никитина. Романтика походных костров и героика добровольной самоотваги, оказалось, сквозь век зиждятся на том, на чем построен и роман Каверина: внутренней человеческой основательности, которую надлежит воспитывать, выращивать, соотносить со временем и которой, в конечном счете, нельзя изменять. «Бороться и искать, найти и не сдаваться», -этот девиз «младшего» капитана, Сани Григорьева, потерял путающую пафосность ровно в тот момент, когда Иваси обнаружили в нем и костровую романтику, и студенческую лирику, и походную героику авторской песни. От костра и похода, от лирического высказывания умеющего и слушать и видеть мир человека казавшийся нам социалистическим пафос этой обыкновенной и в обыкновенности своей прекрасной жизненной формулы обернулся едва ли не национальной идеей. Идеей, которой движет любовь настоящая, непридуманная, готовая на самопожертвование, рождающая, если она есть на самом деле, а не придумана, все, чем держится мир людей: верность, порядочность, дружелюбие, взаимовыручку, открытость и доброту.
«Песни нашего века» как опыт, как вероисповедание и жизненная формула дуэта Васильев-Иващенко в «Норд-Осте» и явили собой ту главную объединяющую силу, которая сделала попытку сочинения русского мюзикла поистине классичной и превратила многочисленные усилия его создателей в спектакль, интересный отнюдь не в силу своих коммерческий инноваций, но как парафраз на тему главных песен века, аккордно выражающий природу национального самосознания.


При должной простоте и безыскусной выразительности музыки, которые прицельно точно определяют «Норд-Ост» в жанр мюзикла, а не на соседние музыкальные территории. Васильев и Иващенко умело и ненавязчиво сохраняют сквозь всю вокально-симфоническую драматургию постановки авторские (читай - личностные) интонации. Джордж М.Коэн, теоретик американского мюзикла, писал, что решающим определением жанра является ритм: «Ритм, ритм и еще раз ритм!». Не пренебрегая заветами основателей, Иваси эту формулу все-таки меняют. В мелодике речи персонажей, в напряженном дыхании оркестровых блиц-интерлюдий, в нарастающей - от вступления до финала - лирике душевных стремлений и порывов слышится то же, да не то. Скорее не «Ритм, ритм и еще раз ритм!», а «Пульс, пульс и еще раз пульс!».


Ритм как свойство поступательного развития действия соблюден либреттистами-композиторами-режиссерами по всем законам мюзикла: в «Норд-Осте» будто все подчинено перестуку колес отходящего поезда, на который едва успевает признавшийся Кате в любви Саня Григорьев, или безостановочному ровному и напряженному звуку двигателей самолета-бомбардировщика, на котором он же, Саня, приземляется к месту погибшей экспедиции капитана Татаринова. Но в том-то и дело, что ритм мешается с пульсом, с сердечным биением персонажей-участников далекой и вечной истории. Искусность авторов в том, что «сердечные» зоны не останавливают общего движения спектакля, но накапливают скрытую энергию действия, работая по принципу пружины. К этим зонам пульсации человеческого сердца можно отнести такие серьезные музыкальные фрагменты, как ария Марии Васильевны Татариновой «Почему почернел белый снег», ария Сани «Жизнь отца не сумел я спасти», рок-ария Ромашова, тема которой впоследствии ложится в основу картины «Воздушный бой», или ария Кати «Да спасет тебя любовь моя!». Но и в речитативах - этой омузыкаленной речи героев, и в диалогах, и в ансамблевых и хоровых сценах авторская интонация проявлена не только искусностью мелодий, но прежде всего открытой эмоциональностью, которая - опять же по законам классического мюзикла - не чужда юмору, иронии и лукавому добродушию. Вспомним такие сцены, которые и дают узнаваемые хиты от мюзикла, а сам мюзикл делают «классическим»: «Пристань» - «Море молчит, как рыба»; «Блошиный рынок» -«Сбылась мечта, я стал миллионером»; «Знакомство со школой»; «Новый год»; открывающая второй акт песня летчиков «Крыло мое» или следующий за ней вскоре октет влюбленных, где Саня робеет объясниться в любви Кате и восклицает: «Что я несу!», и ансамбль тут же повторяет: «Что ты несешь?».


Так же, как в авторской песне, в «Норд-Осте» важную роль играет музыкальная драматургия, развитие действие, изложение истории. Только в пределах миниатюры соблюсти драматургические законы легче, чем на протяжении трехчасового спектакля, но вкус и искус авторства как музыкальной веры спасают Иваси и тут. Только драматургические сочленения в мюзикле более выпуклы, масштабны, хотя и синтонированы тонко и страстно, как в авторской песне, - речь и о номере «Оратория №2», где маленькие герои становятся взрослыми, а дети-артисты меняются местами с артистами-профессионалами, и о картине «Блокада», и об упомянутой картине «Воздушный бой».


Самое парадоксальное, что сочинение Васильева и Иващенко, отвечая всем требованиям мюзикла как жанра, каким-то неуловимым образом балансирует между развернутой авторской песней и полнометражной оперой, где, опять же, как в хорошем мюзикле, бликами мерцают краски оперетты и ревю, зонга и баллады. Одного мелодического дара (пускай и на двоих!), равно как и острого чувства драматургической формы для имеющегося успеха, пожалуй, маловато. Здесь стоит говорить и о воплощении, реализации замысла. Не знаю, кого из авторов посетила счастливая мысль пригласить для постановки спектакля оперного дирижера, но и этот выбор, предположу, значительно повлиял на результат.


Микрофонная система, превращающая звучание 32-х инструментов в многоголосый симфонический оркестр, а если и когда угодно, то и в эстрадно-симфонический, осталась бы чисто технологическим завоеванием без энергии и воли дирижера Ара Карапетяна, который будучи профессионалом высокого класса соблюдает ритм спектакля до самой незначительной паузы, но и как хороший доктор, следит за тем, чтобы в сложном по развитию организме ни на минуту не сбился пульс. Это он, Карапетян, передает в зал нарастающую энергию музыкального развития - от трогательных попевок детских голосов в зачине - через героико-романтический хор «Буря мглою небо кроет» - к стихии «Воздушного боя» и реву моторов бомбардировщика.


Рекламный плакат «Норд-Оста» гласит: «Каждый вечер на сцену садится самолет-бомбардировщик в натуральную величину». Но это, думается, не фокус. Фокус в том, что каждый вечер авторы спектакля Георгий Васильев и Алексей Иващенко вместе со своей командой поднимают наши зрительские души в небо.