Подшивка

ВСТРЕТИТЬСЯ У ДВУХ КАПИТАНОВ

26.12.2002

Новая газета
История каверинских Кати и
Сани наших дней с прологом и эпилогом,
рассказанная ими самими в диалоге с
корреспондентом "Новой газеты"



       Пролог

       Они играли на сцене одну
из самых красивых легенд ХХ века о торжествующей
любви. Трагедия — уже XXI века — на Дубровке
развела их по разные стороны от линии фронта. Но
так и не смогла разъединить.

       



       23 октября
она не была занята в спектакле. Вечером звонок
Сергея Ткачева, режиссера, в двух фильмах
которого снималась. И странный вопрос: "Где ты?".
Потом: "Норд-Ост"... "Норд-Ост"… "Норд-Ост"… Как:
SOS… SOS… SOS… — "Что с "Норд-Остом?" — "Беда". Она
включила телевизор и…

       Вскоре она была на улице
Мельникова.

       А он в это время уже был
заложником террористов, захвативших Театральный
центр на Дубровке. Потом, после штурма, она
встретила его на пороге больницы. Позже с
телеэкрана сказала: "У нас есть финальная сцена,
когда герои встречаются на Крайнем Севере после
нескольких лет разлуки, войны. То, что мы играли
раньше, — детский лепет на лужайке. Теперь я знаю,
как это надо играть".

       Она и он — исполнители
ролей Кати Татариновой и Сани Григорьева в
мюзикле "Норд-Ост".

       Мои собеседники — Екатерина
ГУСЕВА и Андрей БОГДАНОВ.

       После Дубровки прошло
ровно два месяца.

       

       Глава 1. Дорога в
"Норд-Ост"

       — Давайте
знакомиться. Если все мы — из своего детства, то
из какого детства вы, сегодняшние Катя и Саня?

       Катя ГУСЕВА: Я — из
обыкновенного московского детства. С детсадом. С
пионерлагерями каждое лето. Когда в День траура
мы возлагали цветы к "Норд-Осту", ко мне подошел
мужчина с сыном и женой. Знаю точно, где-то его
видела. Но где? Он говорит: "Я же Годунов". И я
узнала своего вожатого в пионерлагере. Он,
оказывается, стоял трое суток возле ДК на
Дубровке и вот теперь пришел с цветами всей
семьей.

       Совсем маленькой
занималась в школе олимпийского резерва, где
готовили будущих гимнасток сборной СССР. Но лишь
до первых открытых соревнований. Когда бабушка
увидела, что вытворяет ее четырехлетняя внучка
на бревне, на брусьях, на батуте, она ужаснулась и
встала в позу: "Возить тебя не буду". А возить
меня на тренировки больше было некому. Папа и
мама работали. Так кончился мой большой спорт.
Хотя позже я довольно профессионально
занималась и фигурным катанием, и плаванием в
"Олимпийском".

       В старших классах играла в
школьном театре "Набат". Им руководила учитель
истории, директор школы Элеонора Юрьевна Бараль.
На последнем звонке мы устроили "капустник", и у
меня была целая феерия перевоплощений и спешных
переодеваний между номерами. В конце ко мне
подошла Галина Петровна, ассистент Евгения
Симонова, — она присутствовала на нашем
"звонке": "Девочка, Евгений Рубенович набирает
сейчас курс в Щукинском училище. Не хотите
попробовать?". (Это был самый последний его курс.)

       Захотела — скорее для
эксперимента.

       В училище все экзамены
сдала на пять. И споткнулась на коллоквиуме.
Стыдно признаться, но я позорно не знала историю
легендарной вахтанговской "Принцессы Турандот"!
Думала — все, конец. Но надо мной сжалились и
поставили четверку. Первое, что сделала в тот же
вечер, — пошла на "Принцессу". Потом, уже на
третьем курсе, сама играла в массовках в этом
спектакле.

       После диплома — главная
роль в первом фильме Николая Лебедева "Змеиный
источник" и смотрины в театрах. Брали в один
большой, уважаемый мной московский театр. Но
честно предупредили: на каждую женскую роль у них
по три-четыре состава, и поначалу нужно посидеть,
подождать, поучиться, глядя на работу старших
товарищей.

       Следующий показ был в
Театре Марка Розовского "У Никитских ворот".
Беседа с Марком Григорьевичем решила все.
Учиться, работая с таким режиссером, — куда
интереснее, чем учиться вприглядку. Сыграла у
него няньку Варьку из рассказа "Спать хочется" в
спектакле "Доктор Чехов", главную роль в "Бедной
Лизе", Ольгу Ильинскую, Сонечку Мармеладову.
Начала репетировать Аню в "Вишневом саде". И тут
— "Норд-Ост".

       Андрей БОГДАНОВ: Я
безотцовщина, у меня одна мама и старшая сестра
Оля. Родился в Белоруссии, в городе Глуске
Могилевской области, жил потом в тверских краях,
в Торопце, который и считаю родным. Учился в школе
нормально, а в музыкальной — на "отлично". Мой
педагог Татьяна Евгеньевна Бусыгина
посоветовала поступать в Тверское музучилище. На
вокальное отделение, о котором мечтал, не взяли: 14
лет, как раз мутация голоса. Поступил на
фортепьянное. После второго курса решил
переводиться на вокал. Но мне сказали: одно дело
руки, другое — голос, поступайте заново.

       Был молодой, горячий.
Забрал документы и уехал домой, в Торопец.
Работал во Дворце культуры методистом
агиткультбригад, разъезжавших по деревням.
Дальше — армия, войска связи. Муром, потом
Ленинградская область. Вернувшись, все-таки
поступил в Твери на вокал. Как-то к нам на
гастроли приехал театр "Геликон". Его
руководитель Дима Бертман, прослушав меня,
посоветовал поступать на курс ГИТИСа, который
набирал его педагог.

       Параллельно, начиная со
второго курса, пел в детском музыкальном театре
"Экспромт". Потом пригласили в театр Чихачева.

       А дальше — "Норд-Ост"...

       

       Глава 2. Найти…

       — Фазиль Искандер
назвал "Двух капитанов" Каверина "Тремя
мушкетерами" наших дней. Согласны?

       Андрей: Наверное,
Фазиль Искандер прав. Но знаете, когда я впервые
прочел роман Каверина? Когда пришел в "Норд-Ост".
Шестисерийный фильм "Два капитана", правда,
видел раньше. Запомнил Богатырева в роли Ромашки.
Читал первый раз чисто "профессионально",
сосредоточиваясь на том, что работает на роль.
Как учили: не персонаж сам по себе, но вы в
предлагаемых обстоятельствах. А в свое
удовольствие "Двух капитанов" прочел уже совсем
недавно. Сейчас семья по очереди читает. И все
дают советы.

       Катя: С
Искандером согласна, но только отчасти. Впервые
оба романа прочла в детстве. Когда начала
работать над ролью Кати, в "Двух капитанах" чуть
ли не на каждой странице появились мои закладки.
Даже переписывала — этому нас еще в училище
учили — в тетрадку, что и как о моей героине
говорят другие персонажи книги. Какие платья она
носила, как закалывала волосы — все было важно,
любая мелочь. Я тащила за собой из книги на сцену
целый шлейф событий, которых не было в либретто.

       При этом в самом романе
принимаю не все. Мне, например, претит жестокость
финала. Зачем добивать старого, больного
человека с палочкой, когда сама судьба его уже
наказала?

       — Жестокость
справедливости вас коробит?

       Катя: Да.

       Андрей: А меня не
коробит. Справедливости так не хватает нашему
времени!

       — Естественно,
создатели "Норд-Оста" выбирали вас не только по
вокальным и артистическим данным, но и по своим
представлениям о каверинских героях. Ну а
изменило ли что-либо в вас самих "вживание" в
образы Кати и Сани, в вашем понимании возможности
или невозможности таких идеальных ориентиров в
жизни?

       Андрей: Когда мне
дали прослушать версию мюзикла и спросили "Ну
как?", я сразу сказал: "Это мое. Готов играть любую
роль". Правда, не ожидал, что во мне увидят Саню
Григорьева. Что-то стержневое во мне эта роль,
наверное, изменила. Вернее, сконцентрировала и
четко выразила то, что во мне присутствовало, но в
рассеянном, непроявленном виде. У нас с Саней
Григорьевым все-таки есть нечто общее. Не все. Но
что-то есть.

       Катя: В
"Норд-Осте" мне предложили роль, о которой можно
только мечтать, ради которой на год—полтора
стоило отказаться от театра (любимого театра!),
кино, от всего на свете. Но эта роль требовала
классического вокала, чему учат 4—5 лет в
музучилищах и вузах и чего у меня не было.
Дирижер, музыканты говорили Васильеву и
Иващенко: "Господь с вами, что вы делаете? Вы с ума
сошли! Это же махровый непрофессионализм!". Но
Васильев и Иващенко — спасибо им — в меня
поверили больше, чем я сама. Я чувствовала себя
какой-то скалолазкой. Докарабкаюсь ли по
отвесной скале до вершины? Или сорвусь?

       Пришлось овладевать
делом, для меня абсолютно новым: постановкой
голоса. За год до премьеры начала заниматься с
Вячеславом Николаевичем Осиповым. Приезжала к
восьми утра. Потому что в девять уже должна была
сидеть в другом месте на гриме — снималась в
фильме "С днем рождения, Лола". Съемки — до
девяти вечера. Тринадцатичасовой рабочий день. И
так — месяц за месяцем. Я, наверное, тогда
напоминала того майского жука, который по всем
законам аэродинамики летать не должен. А летает.
"Норд-Ост" стал такой школой преодоления,
какой в моей жизни раньше, пожалуй, не было. Хотя
всякое бывало.

       В фильме 1955 года Катю
Татаринову сыграла Ольга Заботкина. Там была
такая данность, такая целостность, такое
совпадение личности и образа! Но "Катя
Татаринова — это я в предлагаемых
обстоятельствах" — мне о себе так не сказать. Я
слабее ее. В ее арии есть слова: "Не сгинешь под
водой и не сгоришь в огне. Ты сможешь, ты
сможешь!". Поначалу я самой себе это пела. Сквозь
зубы пела.

       Но в конце концов
приближение к образу, видимо, случилось. Мне
дорого, что после премьеры "Норд-Оста" ко мне
подошел сын Каверина и сказал: "Если бы отец был
жив, такая Катя Татаринова ему бы понравилась".

       — Когда готовился
мюзикл по "Двум капитанам", многие пребывали в
сомнении. Молодым, вероятно, понравится. А
старшим? Но вот вышел "Норд-Ост", и оказалось: ему
все возрасты покорны. Почему так?

       Андрей: В вашем
вопросе — уже ответ. Это спектакль о вечном. О
справедливости. О любви. К тому же современная
музыкальная форма. Да еще содержание и
миропонимание свое, отечественное. "Норд-Ост"
лишний раз подтверждает, что Каверин написал
вечную книгу, открытую для интерпретаций во все
новых и новых поколениях.

       Катя: Я, между
прочим, тоже вначале сомневалась. Но когда
прослушала кассеты, где Васильев и Иващенко
спели за всех персонажей весь мюзикл, совпадение
с духом каверинского романа мне показалось
полным. Эти архиталантливые люди совмещают в
себе великое множество самых разных
способностей. Прежде чем взяться за "Норд-Ост",
они изучили все, связанное с "Двумя капитанами",
консультировались у специалистов, встречались с
родственниками Каверина. И им удалось собрать в
одном действе те человеческие ценности, которые
у нас еще сохранились. Этим, наверное, потом
многое объясняется...

       Опыта ежедневных
многомесячных спектаклей в стране не было. Такой
опыт есть на Западе. И мы его, конечно, осваивали.
В свой отпуск я девять дней прожила в Нью-Йорке и
посмотрела восемь бродвейских мюзиклов. У них —
школа высочайшего профессионализма. Но зато у
нас — школа переживания, традиции русского
психологического театра, где великие мастера не
пытались докричаться до зала, а заставляли зал
прислушиваться к себе. Ну как, например, возможно
сыграть сцену в блокадном Ленинграде на голом
профессионализме, без полной душевной
самоотдачи — до предела, до изнеможения, так,
чтобы до 1200 человек дошло: несмотря ни на что,
любовь жива, любовь спасет, надо только верить и
надеяться?

       Андрей: А дети в
мюзикле — особый разговор. Играя на сцене очень
весело, раскованно, они продолжали играть в свои
детские игры. Как в жизни. И поэтому нам, взрослым,
никогда их не переиграть.

       Катя: Когда
Театральный центр захватили террористы, детей
педагоги все никак не могли утихомирить. Они как
бы продолжали играть. Воспринимая все
случившееся если не как "Зарницу", то уж, во
всяком случае, как некий кинобоевик.

       — Маленькая девочка,
освобожденная еще до штурма, сказала: "Было
страшно, но нескучно".

       Катя: Даже когда
прошли у нас похороны, для детей все это
оставалось пока каким-то приключением. Может,
позже до них дойдет. А может, и нет.

       — Кто ваши "близнецы"
— другие исполнители ролей Кати и Сани?

       Катя: Нас
с Викой Соловьевой и Машей Шорстовой трое.

       Андрей: А
"старший" Саня — я и Максим Новиков. Сейчас он
работает в мюзикле "Чикаго", на замене Киркорову.
Говорю "старший", потому что наши герои
представлены тремя возрастами. Больше всего
"близнецов" у самых маленьких. Там вообще им не
надо петь. Но и даже на роли "немых" мальчиков
строго отбирали очень талантливых ребят, в том
числе и по вокальным данным. На будущее.

       Катя: А Катя и
Саня в отрочестве — Кристина Курбатова и Арсений
Куриленко — погибли после штурма.

       Андрей: Кристина
часто подбегала ко мне после того, как сыграет:
"Ну как? Получилось?". Это потому, что я ей всякие
советы давал. Очень толковая и веселая была
девочка. А Арсения только что ввели на роль.

       Катя: И он тоже
замечательный, обаятельный был мальчишка.
Буквально накануне я подошла к нему, похвалила. И
он, по-моему, обрадовался.

       

       Глава 3. …И не
сдаваться

       — Один из участников
"Норд-Оста", чтобы поддержать сидящую рядом с ним
в зале заложницу, напел ей арию Кати. И это
помогло лучше всякого психотерапевта. Ну а вы,
вспоминали ли вы в те дни и ночи о "Двух
капитанах" и "Норд-Осте"? Или тогда было не до
книг и песен?

       Катя: Может, где-то в
подсознании и "Два капитана", и "Норд-Ост" были.
Но ни о чем другом, кроме наших (а нашими стали
все, кто находился в зале), мы тогда не думали. Мне
казалось: спасти их может только чудо. И в душе я
молилась о чуде.

       Стало страшно, когда 26-го
часа в четыре вернулась домой и в шесть или в семь
сквозь полусон увидела на телеэкране, как из
здания выносят трупы. Мы ведь в ту минуту ничего
еще не знали об усыпляющем газе.

       Но самое страшное — когда
нам совали в лица змеиные головки микрофонов,
требовали, чтобы мы чего-то там говорили,
комментировали (я с удивлением потом прочла в
некоторых газетах интервью со мной, которых
никому не давала). Мы умоляли: подождите, через
месяц, полмесяца ответим на все ваши вопросы.
Только не сейчас. Поймите же! А нам говорили: но
через неделю это уже никому не будет интересно. Вот
это было самое страшное.

       Что мы могли сделать?
Просто были рядом. И те, кто в эти дни не играл. И
те, кому удалось вырваться. И даже те, у кого
контракт с "Норд-Остом" давно кончился. Это Саша
Кольцов, который в "Чикаго", это Сережа Ли,
который в "Нотр-Дам" в главной роли. Это
все-все-все.

       Пели песни из "Норд-Оста":
а вдруг они нас услышат, и это их поддержит?
Подняли наш синий флаг, на котором автографы всей
труппы и который побывал на Северном полюсе.

       — Да, ведь этой весной
вы добрались до Северного полюса, который был
магнитом для героев "Двух капитанов". И кто
водрузил там флаг?

       Катя: Мы с Андреем,
Васильев и Иващенко.

       Очень тяжелыми были часы,
дни после штурма. Сначала радовались до слез,
когда первым пришел Марат. Он не был в больнице —
попал в ФСБ: и лицо восточное, и в военной форме.
Хотя можно было бы сразу разобраться, что у
террориста не могло быть формы летчика времен
Отечественной войны. Потом, правда, все
разъяснилось. Что он артист, что у него на костюме
надпись "Марат Абдрахимов", а на ботинках —
набойки для степа.

       И вот представьте. Мы
сидим здесь, в своей штаб-квартире, обзваниваем
больницы. У нас же было очень много пропавших без
вести. И информации почти никакой. Тогда стали
объезжать больницы и морги на машинах. Вдруг
сообщают, что с Кристиной такое…

       Приходит следующий
освобожденный, а мы не знаем, говорить ему или
нет, в каком он состоянии. Ведь сколько людей
пережили клиническую смерть.

       Андрей: Вот вы
вспомнили, как Марат пел соседке по залу арию
Кати. Так это не один Марат. Сидевшая рядом со
мной девушка сказала: "А я теперь никогда уже не
досмотрю "Норд-Ост" до конца". И я ей
пересказывал, что будет дальше, с того момента,
когда террористы прервали спектакль.

       — Надеялись на
спасение?

       Андрей: Надежда
умирает последней… Мы понимали: если будет
штурм, взрыв неизбежен. А это — огромные жертвы.

       — Был еще вариант.
Освобождение всех в результате переговоров.

       Андрей: Был. Но,
зная жесткие, даже жестокие реалии нашей жизни,
на него надежды было мало. Вообще, сидя в зале, мы
перебирали разные способы освобождения, и все
они представлялись неосуществимыми или
кровавыми. Вы не поверите, но в наших разговорах
возник и такой вариант: вот был бы у нас газ, чтобы
пустить, и все, как под наркозом, уснули. Но эта
мысль промелькнула и тут же забылась. Как
нереальная. Что бросок "Альфы" для заложников
прошел бескровно — я даже не знаю, как это
назвать. Фантастика. Другое дело, что случилось
потом…

       Поддерживали друг друга
по-разному. Васильев, которому террористы
разрешили со сцены обратиться к залу, успокаивая
всех, говорил, будто ему звонила какая-то
ясновидящая и сказала: все для нас кончится
хорошо. Но, возможно, он недалек был от истины.
Между нами и теми, кто мок под дождем рядом с ДК,
существовала, если хотите, какая-то
телепатическая связь. Мы знали — для этого не
требовалось никаких материальных доказательств,
— что все наши рядом.

       Впрочем, появилось и
доказательство. У террористов работал
портативный телевизор. Экрана мы не видели, но
звук до нас доносился. И вот вдруг слышим: наша,
норд-остовская песня.

       Если бы мне сказали: сиди в
этом зале месяц, год, тогда все останутся живы, я
бы сидел. К сожалению, единственное, что я мог
сделать для них, когда они еще были на этом свете,
— вести себя, как и они в большинстве своем. Там, в
зале, мы были равны перед смертью и жизнью.

       Катя: Их нет, а я
осталась жить. Почему я, а не они? Меня все время
мучит этот вопрос, и у меня на него нет ответа.

       Все мы вышли из этого
кошмара с ощущением, как важно быть
внимательными, добрыми к людям рядом. Сегодня
обидел человека, поругался из-за пустяка. А
завтра случится такое — и все. Уже не возьмешь
свои слова обратно, не помиришься. Ничего не
поправишь. Остается невозвращенный долг.
Навсегда.

       — Террористы, нанося
удар по вашему мюзиклу, не думали о его
содержании.

       Катя: Полагаете, не
думали? Но почему тогда не выбрали объект поближе
к Кремлю? Охрана залов (кроме "самых-самых") до 23
октября была ведь в общем-то одинаковая.

       Они смотрели наш
спектакль по нескольку раз. Знали, что в нем
играют дети, знали реплики исполнителей.
Подходили к Андрею и спрашивали: "Ну где же твоя
Катя?". На что он отвечал: "Ей повезло больше, чем
мне". Они дразнили Марата: "Эй, шайтан". У него
такая реплика во втором акте, уже после того, как
действие было прервано.

       Нет, они и те, кто их
послал, ведали, что творили. И точно рассчитали,
по какой именно цели наносить удар.

       — Что "Норд-Осту"
быть — вне сомнений. Но — на этой ли,
окровавленной злом сцене?

       Андрей: Знаете,
когда мы вышли на сцену концертного зала
"Россия" (там в начале ноября состоялись наши
концерты) и весь зал встал, две с половиной
тысячи, очень трудно было начинать. Пели через
комок в горле. Словно мы продолжаем в том, нашем
зале. Но ведь даже если все там переделают,
перекрасят, все равно это тот зал, где погибли
люди.

       С другой стороны — и здесь
есть доля протеста против произошедшего — может
быть, те, кто погибли, хотели бы, чтобы мы
продолжили именно здесь. В их память.

       Катя: Не нам
решать, играть на той же самой сцене или нет. Это
решать вдовам музыкантов, родителям детей,
которые там погибли. А вот возродить "Норд-Ост"
нам надо непременно. Потому что растоптано то,
что дорого нашим людям. Возрадить наперекор всем
тем, кто сначала кричали: "Поможем, поможем", а
сейчас попрятались в кусты.

       — Последний вопрос.
Личный. Знаю, что вы, Андрей, женаты, а Катя —
замужем. Кто ваши жена и муж, дети?

       Андрей: Жена
Марианна. Актриса, работает в тех же музыкальных
театрах, что и я до "Норд-Оста". Дочка Катя.

       Катя: Сын Алеша,
муж Володя.

       — Кто он по
специальности?

       Катя: Волшебник.

       

       Глава 4. Что такое
счастье, каждый понимал по-своему

       Третий век в разных
вариантах бродит по миру анкета-исповедь, на
которую отвечали Карл Маркс, Николай Рерих,
Владимир Высоцкий. Сегодня на некоторые ее
вопросы отвечают Екатерина Гусева и Андрей
Богданов.

       

       — Трудно быть
человеком в наши дни, в нашей стране и вообще — в
нашем мире?

       Катя: Мне кажется,
нетрудно. Если ты честен перед собой, в любых
условиях можно остаться человеком.

       Андрей: Трудно.
Но если есть желание и воля стать человеком —
станешь!

       — Что вы больше всего
цените: в мужчине, в женщине, в человеке?

       Катя: В мужчине —
честь, ответственность за данное слово, силу. В
женщине — мудрость, терпимость. В человеке —
чтобы он понимал, что помимо инстинктов в нем
есть разум и этим он отличается от животного, а не
только тем, что у него нет хвоста и шерсти.

       Андрей: Давайте
отвечу, как Маркс: в мужчине — силу, в женщине —
слабость, а в человеке — все человеческое.

       — Какую человеческую
слабость склонны скорее всего извинить?

       Катя: Готова
слабостью оправдать любую слабость.

       Андрей: Извиняю
все, кроме предательства.

       — Какой недостаток
или поступок не простите никогда и никому?

       Катя: Нет такого. Бог
прощал и нам велел прощать.

       Андрей: Мой ответ
— в ответе на предыдущий вопрос.

       — Люди, к которым вы
можете отнести германовское: "дорогой мой
человек"?

       Катя: Я не знаю, как
ответить. Выделить кого-то одного, забыв про маму
или про сына? Или про человека, который в какой-то
степени заменил мне и маму, и папу? Напишите:
Володя — и все.

       Андрей: Моя мама
прежде всего. Моя дочь, моя семья. Мои учителя.

       — Самая
замечательная историческая личность?

       Катя: Однозначно
замечательных не бывает. Иисус, может быть. Хотя
неизвестно, историческая ли это личность. Мне
кажется, историческая.

       Андрей: Если
сегодня — не знаю. Если в прошлые века — я с ними
лично не знаком.

       — Историческая
личность, вызывающая у вас наибольшее
отвращение?

       Катя: Гитлер.

       Андрей: Гитлер.

       — Ваши любимые цвет и
цветы?

       Катя: Белый. Лилии.

       Андрей: Черный.
Подснежники.

       — Событие, радостное
или трагическое, которое запомнится на всю жизнь?

       Катя: Наверное, 23—26
октября 2002 года.

       Андрей:
Радостное — рождение моей дочери Кати.
Трагическое — мне запомнится на всю жизнь, как я
сидел в заложниках и думал, что никогда больше ее
не увижу и не поцелую.

       

       Эпилог

       22 июля 1995 года в Пскове
рядом с древним храмом Анастасии Римлянки, у
входа в детскую областную библиотеку имени
Каверина, открывали памятник его Двум капитанам.
Сразу после открытия на город обрушился
сильнейший грозовой ливень. Уезжая из Пскова, я
записал в личном дневнике:

       

       ...Сойдемся мы все-таки
вместе

       У наших святынь. И тогда

       Над храмами древних
предместий

       Полярная вспыхнет звезда.

       

       И мы средь враждующих
станов

       Уверуем в эту звезду,

       В свиданье у Двух
капитанов

       В две тысячи первом году.

       

       "2001" было в тот момент
просто цифровым обозначением маячившего в
шестилетнем отдалении начала нового века. Никто
ведь в мире, и я в том числе, не ведал тогда, что 11
сентября 2001 года террористы нанесут удар по
Вашингтону и Нью-Йорку. Что 19 октября 2001 года, в
пушкинский День Лицея, отправится в дальнее
плавание "Норд-Ост". А год и четыре дня спустя…

       К жертвам трагедии на
Дубровке надо прибавить еще одно имя. В те дни
умерла Алла Алексеевна Михеева, долгие годы
бывшая директором Псковской детской областной
библиотеки имени Каверина. Замечательный
человек. Инициатор рождения памятника героям
"Двух капитанов" и Музея этой книги. Она узнала о
захвате заложников. И никогда уже не узнает об их
освобождении.

       ...И все-таки мы еще
обязательно встретимся. Встретимся у Двух
капитанов.

       

       Ким СМИРНОВ