Подшивка

Автор собственной жизни

04.02.2003

Еженедельный журнал
Борис Жуков



И в бизнесе, и в сочинительстве Георгию Васильеву неизменно сопутствовал успех. Но только в работе над "Норд-Остом" два главных его дела встретились друг с другом




Отношения между искусством и бизнесом в России складывались по-разному. Но даже в недолгую пору гармонии между ними – несколько десятилетий между крепостным правом и большевиками – художник и предприниматель редко совмещались в одном лице. Деловые люди могли быть меценатами, коллекционерами, знатоками и ценителями, арт-менеджерами – но только не творцами. Единственное исключение подтверждает правило: карьера предпринимателя Алексеева закончилась, когда
актер Станиславский стал заметным явлением на русской сцене. Между тем Чехов продолжал медицинскую практику, а Бородин – занятия химией и после того, как получили известность на другом поприще.



"Я не думаю, что между искусством и предпринимательством есть какая-то принципиальная несовместимость. Просто предприниматель работает практически все время, пока не спит. И для занятий еще чем-то требуется как минимум двойное здоровье. А у меня оно всю жизнь было двойным". Это говорит Георгий Васильев – бизнесмен, поэт, композитор, продюсер и один из авторов мюзикла "Норд-Ост".




Параллели



Двойной можно было бы назвать и саму жизнь Васильева, кабы словосочетание "двойная жизнь" не подразумевало, что одна из ипостасей человека – тайная и враждебна другой. У него же обе жизни были легальны, открыты и публичны – просто всего вдвое больше, чем положено. В 1974 году 17-летний паренек из Запорожья поступил в МГУ и начал учиться сразу на двух факультетах – географическом и экономическом. "Я решил, что на одном факультете учиться слишком легко и скучно, – смеется Васильев. – У меня был индивидуальный учебный план, я бегал, как заяц, с одного факультета на другой, сдавал по десять экзаменов в сессию". Вскоре, однако, он смог даже выкраивать время для занятий самодеятельностью и вскоре стал одним из лидеров студенческого музыкального театра геофака.




Коронным номером театра были своеобразные комические оперы – "эпопеозы", сочиняемые самими членами труппы, как правило, коллективно. Ближе к старшим курсам труппа стала редеть. В конце концов от нее остался дуэт – Георгий Васильев и его постоянный соавтор и сценический партнер Алексей Иващенко, а "эпопеозы" уступили место песням. Леша и Гоша сочиняли их и вместе, и порознь, и с "разделением труда" (один – стихи, другой – музыку), но никогда не выходили на сцену друг без друга.



При этом Васильев учился достаточно успешно, чтобы после окончания университета попасть в аспирантуру. Темой его диссертации стала экономическая оценка территории Москвы. Защита происходила, между прочим, в 1982 году, когда термин "рынок земли" не попадался даже в самиздате. Но Васильев оценивал московскую землю не в рублях (которые сами стоили очень по-разному – в зависимости от того, в чьем кармане лежали), а относительно: какая площадь в Бирюлеве эквивалентна одному квадратному метру на Сивцевом Вражке, и от чего это зависит? Прошло двадцать лет, в стране возникли рыночная экономика, реальные деньги и реальные же способы купить и продать землю. Но нащупанные в диссертации Васильева пропорции почти не изменились.



Впрочем, мы забегаем вперед. После защиты был год работы в Институте географии АН СССР и переход в ЦНИИП градостроительства, где ведущему инженеру платили в полтора раза больше, чем мэнээсу в академическом институте. На новом месте работы карьера Васильева не была прямой и ровной (случилось даже понижение в должности из-за конфликта с парткомом), но через шесть лет он уже был ведущим научным сотрудником, ответственным исполнителем темы "Генеральная схема расселения на территории СССР" и руководителем большого коллектива. А тем временем росла популярность песен, которые они с Иващенко продолжали сочинять: в 1981 году дуэт стал лауреатом московского фестиваля авторской песни, в 1986-м – Первого всесоюзного фестиваля в Саратове. Эти две линии в его жизни не пересекались: его работа никак не отражалась в песнях, а они, в свою очередь, не влияли на профессиональные занятия.



И тем не менее именно песни стали косвенной причиной очередного поворота в судьбе Васильева. На дворе стоял 1990-й – год первых свободных выборов. Среди прочих форм тогдашней бурной общественной жизни были и собрания, где выступления политиков-демократов совмещались с какой-нибудь "культурной программой". На одной из таких тусовок Васильев (певший там вместе с Иващенко) услышал знаменитого Илью Заславского – одного из лидеров нарождавшейся "Демократической России". Заславский, только что триумфально прошедший в председатели райсовета, говорил о том, что исполком у него возглавит победитель конкурса – компетентный специалист с конкретной и ясной программой реформ. Васильев поговорил с ним, подал заявление с приложенной двухстраничной программой – и стал главой исполнительной власти Октябрьского района города Москвы. Район включал нынешнюю Якиманку, Шаболовку, начало Ленинского проспекта и прилегающие к ним кварталы.



"Васильевский" исполком просуществовал чуть больше года, но успел многое. Он первым разорвал порочный круг в тогдашней процедуре регистрации предприятий: чтобы стать юридическим лицом, фирма должна указать юридический адрес, а для этого надо обладать правами на какое-то помещение, а для этого – заключить договор аренды, а для этого – быть юридическим лицом... (Выход, найденный Васильевым – регистрировать всех по адресу исполкома, а позднее по специально выделенному адресу, – вызвал не только бурные дебаты в райсовете, но и протест прокуратуры.) Он разделил в коммунальном хозяйстве функции заказчика и исполнителя. Созданное при нем УКОСО ("управление коммунальной собственности", фактически прообраз Госкомимущества) инвентаризовало территорию и строения в районе, найдя возможности для нового строительства.



Этому же исполкому первому довелось испытать и порожденные реформами коллизии: конфликт с создавшим его советом, раскол в стане победителей-демократов и смыкание части из них со вчерашними оппонентами, органическое неприятие частью общества самой идеи передачи коммерческим фирмам функций, прежде принадлежавших власти, бесконечные поиски злоупотреблений и корыстного интереса в каждом шаге реформаторов... Тогда, на фоне еще не законченной борьбы с КПСС, все это казалось странным недоразумением, неспособностью отдельных людей понять смысл и перспективу реформ. Не прошло и года, как точно такие же конфликты разгорелись по всей стране и на всех уровнях, пока самый тяжелый из них не разрешился танковыми залпами на Краснопресненской набережной.



В июне 1991-го исполком, парализованный неспособностью расколотого райсовета утвердить хоть какой-то бюджет, ушел в отставку. Его главу Гавриил Попов пригласил на работу в Мосгорисполком (который как раз в это время преобразовывали в мэрию), где он несколько месяцев проработал советником мэра. В дальнейшем его послужном списке фигурируют исключительно коммерческие структуры: президент Московской товарной биржи (МТБ) – председатель совета директоров, а затем первый вице-президент АО "Вымпелком" (известного своей торговой маркой "Би Лайн") – президент ЗАО "Телком" (торговая марка Goodwin), которым Георгий Леонардович остается и по сей день.



И всякий раз, когда, придя на новое место, Васильев излагал свою программу, коллегам казалось, что он если не сумасшедший, то во всяком случае явный прожектер. Ну в самом деле, кто еще мог в конце осени 91-го, на фоне полного паралича товарных потоков и ожидающейся со дня на день либерализации цен, всерьез говорить о фьючерсных торгах, да еще на загибающейся МТБ? Однако не прошло и года, как фьючерсная биржа на МТБ заработала. Правда, Васильев к тому времени уже создавал сеть "Би Лайна". Темпы роста рынка сотовой связи превзошли даже его ожидания: мощности, которых, по оценке руководства "Вымпелкома", должно было хватить на год, были исчерпаны абонентами за два месяца. Именно в то время мобильник из характерной приметы "нового русского" стремительно превращался в заурядный бытовой предмет вроде кошелька или зажигалки. Пришлось по ходу дела корректировать планы, изыскивать дополнительные ресурсы. А когда "Би Лайн" стал тем, чем он является сейчас, Васильев начал свой собственный проект. Тоже в области связи, но уже не операторской деятельности, а производства. Масштабного производства цифровых радиотелефонов. В России. На отечественной элементной базе.



Пару лет спустя Васильев объяснял: "Я полагал, что параллельно со мной движутся другие сумасшедшие, у которых я к моменту запуска нашего производства смогу приобрести дешевые и качественные комплектующие, а платежеспособный спрос к этому же сроку окрепнет, и станет модным покупать российские товары". Самая несбыточная часть плана – делать на российских предприятиях качественную массовую электронику – оказалась вполне реальной. Но, чтобы конкурировать хотя бы на внутреннем рынке с "Сименсом" и "Эрикссоном", нужно было держать цену не выше, чем у них. А это возможно только при выпуске огромных партий. Но, чтобы сбыть такие партии, нужно сперва отвоевать у конкурентов заметную долю рынка. Круг замкнулся, и "Телком" был вынужден перенести основные усилия на производство профессиональных систем связи. В этом секторе фирма Васильева не только потеснила именитых конкурентов на российском поле, но и вышла на внешние рынки.



Песни тем временем продолжались. За бурным взлетом интереса в обществе к авторской песне во второй половине 80-х последовал резкий спад, но дуэт "Иваси" (Иващенко и Васильев долго не соглашались на это придуманное слушателями имечко, но в конце концов смирились и даже придали одному из своих альбомов вид банки с селедкой) неизменно собирал полные залы. Впрочем, концерты они давали нечасто: Васильеву с трудом удавалось выкраивать для них время. Каждая смена места работы означала отказ и от сочинительства – на несколько месяцев. Но потом песни приходили снова. Например, вот такие:




Погрузить бы в корабли,

Затопить бы в океане

Все песеты и рубли,

Все иены и юани.

Этот хлам из разных стран

Ни к чему и задарма нам:

Все сокровища – обман,

А прожить нельзя обманом.





Эти строки Васильев сочинил, будучи президентом МТБ. Над кем, спрашивается, он иронизирует? Над самим собой, над своим сословием? Или над антибуржуазным, нестяжательским пафосом классической авторской песни, над бескомпромиссным "палка с дуплом для дукатов не зацветет никогда!"?


"Мне кажется, – говорит Васильев, – что мое положение гораздо приятней, чем у тех, кто сделал песню своей профессией. Занимаясь песней профессионально, человек перестает ощущать, что происходит вокруг, – все сводится к гастролям, изданию компакт-дисков и т.д. Сужается круг общения, круг идей – даже чисто музыкальных. По-моему, в этом гораздо больше фальши, чем в моем случае, когда я зарабатываю на основной работе, а пою тогда, когда хочется, а не когда деньги нужны".



Парадоксальным образом жесткий профессионал и успешный бизнесмен Васильев оказался чуть ли не самым ярким воплощением любительского духа. Дошло до того, что они с Иващенко договорились ограничить свои концертные заработки. По его мнению, авторская песня как раз и хороша непосредственностью и максимальной свободой от денежных и прочих внешних соображений. Благо для ее создания не нужно никаких затрат – только желание, талант и немножко времени. Но это не может быть справедливым для всего искусства – есть жанры, в которых ничего нельзя создать без предварительных больших вложений. И, следовательно, чтобы вернуть эти деньги, произведение должно быть с самого начала, с замысла ориентировано на вкусы публики. Таково, например, кино. Или мюзикл.




Пересечение



Впервые свои деловые качества Васильев применил к авторской песне во время работы над проектом "Песни нашего века". Была простая до наивности идея: собрать успешных коллег по жанру и спеть вместе те бардовские песни, популярность которых позволяет считать их народными, а затем вернуть эти песни народу в виде профессионально записанного и оформленного, удобного в употреблении продукта. Были обычные предостережения: вы, мол, сошли с ума, эти глубоко индивидуальные песни, во-первых, не предназначены для хорового исполнения, а во-вторых, их невозможно продать. Был оглушительный успех первого альбома, вышедшего осенью 1998 года и несколько месяцев возглавлявшего национальные хит-парады. Были яростные споры о нем в среде продвинутых любителей жанра. Был длинный шлейф пиратских тиражей, подделок и подражаний. Были второй и третий альбомы (в записях которых Васильев, впрочем, уже не участвовал – чуть ли не впервые Иващенко пришлось петь без него), роскошная книга, множество концертов и гастрольных поездок. Было наглядное и эффективное опровержение тухлого тезиса о невостребованности авторской песни.



К собственному творчеству Васильева проект "Песни нашего века", строго говоря, отношения не имел: ни одной своей песни он туда не включил, раскручивая не себя, а жанр. Но для него это была помимо всего прочего проба сил в новом секторе рынка, этап подготовки к другому проекту, над которым он и Иващенко работали с 1996 года. Первоначально они предполагали поставить в Москве (как это делают сегодня все их коллеги-конкуренты) русскую версию одного из всемирно известных классических мюзиклов – Les Miserables. Уже велись переговоры, но грянул дефолт. И когда соавторы смогли вернуться к проекту, они уже твердо знали, что хотят сделать: оригинальный мюзикл на сюжет популярного русского романа ХХ века. Так впервые в биографии Васильева его сочинительские и деловые амбиции слились: он сам должен был обеспечить коммерческую жизнеспособность их с Иващенко сочинения – "Норд-Оста".



Впрочем, это не было чисто коммерческим проектом. Критический разбор "Норд-Оста" не входит в задачу автора, но нельзя не сказать об одной черте спектакля: он являет собой редкий пример достойного принятия собственного прошлого, новейшей истории России. В мюзикле нет ни невротического отторжения (типа "я не имею никакого отношения к этой дикой стране, в которой меня черт дернул родиться"), ни рецидивов "советского патриотизма" (недаром введенная в каверинский сюжет фигура советского авиакумира Валерия Чкалова сделана откровенно комической). Зато он густо замешен на ироничной рефлексии постсоветского интеллигента. Сознательно или нет, но в этом тоже проявилась личность Васильева, с недоумением и горечью отмечавшего в начале работы над мюзиклом: "Когда шведы или немцы собираются по случаю Рождества или дня рождения, они поют народные песни, слова которых знает вся нация. А у нас нет живого фольклора... Мы продолжаем говорить на одном языке, но постепенно исчезает культурное единство, которое во многом держалось на любви к советским фильмам и уважении к классической русской литературе. Откуда же взяться национальной гордости?"



Новый бизнес развивался параллельно с прежним (как раз в начале работы над "Норд-Остом" радиотелефоны "Гудвин" вышли на рынок) – но не с песнями. Их за два года работы над словами и музыкой мюзикла у соавторов не появилось ни одной – огромный спектакль выжал их досуха. Разумеется, помимо творческих сил в проект пришлось вложить немалые деньги. Которые согласно планам Васильева должны были вернуться примерно через два года. Но "Норд-Осту" был отпущен только один год и четыре дня.



23 октября 2002 года авторы находились за кулисами. Когда стало ясно, что происходит, Васильев метнулся в зал. Смысла в этом не было никакого – он ничем не мог помочь оказавшимся в ловушке актерам и зрителям. Возможно, будь у него хоть несколько секунд на размышление, он бы выпрыгнул в окно, как это сделал его друг и соавтор. Но первое безотчетное движение было именно таким – в зал.


А потом выбора уже не было. Было 60-часовое сидение рядом с живой бомбой, вязкий торг по всякому поводу с маловменяемыми удальцами, для которых ватерклозет был греховной роскошью. И все то же двойное здоровье, обеспечившее ему выигрыш в газовой русской рулетке.



Возобновлять спектакль Васильев поначалу не хотел – и по моральным, и по чисто деловым соображениям. Однако отторжение постепенно слабело, а голоса в пользу восстановления мюзикла звучали все сильнее. Этого требовали и общественное мнение, и настроение труппы, и нерасчетливое, противоречащее всем выкладкам самолюбие предпринимателя.



До сих пор Георгию Васильеву удавались все его проекты – но до сих пор он был их полновластным хозяином. Прекращал их, или уходил из них, или менял их профиль, когда считал нужным. Впервые затеянный им проект не оставил ему ни одной из этих возможностей.