Подшивка

Танцы без волков

06.02.2003

Алфавит

Признаться, на полноценное интервью с Георгием Васильевым мы не рассчитывали: слишком уж многое пришлось пережить продюсеру мюзикла "Норд-Ост" в последнее время. Да и дел у него сейчас невпроворот – 8 февраля новая премьера спектакля, который так полюбился публике, но в историю страны вписан, к сожалению, не золотыми буквами... И всё же он нашёл возможность встретиться с нашим корреспондентом Дмитрием Злодорёвым.

– Георгий, в каком настроении сейчас коллектив "Норд-Оста"?

– (После долгой паузы). Все очень решительно настроены. К сожалению, мы сейчас не можем прогнозировать, как пойдут зрители на восстановленный спектакль: всё-таки многие боятся. По данным социологических опросов, до 23 октября примерно треть опрошенных собиралась посмотреть мюзикл, сейчас это число уменьшилось почти вдвое. Правда, прибавились другие желающие: понятно, что внимание этих людей привлёк не сам спектакль, а то, что с ним произошло.

Поверьте, я не жалуюсь, но нам сейчас очень трудно. Целый год спектакль показывался ежедневно, мы уже привыкли, что каждый день в зал приходила тысяча человек, они делились впечатлениями с друзьями и знакомыми. Именно их рекомендации и позволяли нам работать в таком режиме – ведь, по данным тех же опросов, 80 процентам зрителей наш мюзикл понравился. И вот теперь нам приходится начинать всё сначала, а для того, чтобы механизм "народной почты" вновь заработал, нам нужно будет привлечь в зал несколько десятков тысяч людей. Это очень непростая задача, и если говорить откровенно, угроза существованию "Норд-Оста" велика.

– Как сейчас репетируют артисты, которые были свидетелями трагедии?

– Чем ближе премьера, тем больше у них проявляется нетерпение. Я часто слышу от наших актёров, от музыкантов: скорее бы выступать. Ребята просто соскучились по зрителям, по положительным эмоциям.

– Будут ли внесены какие-то изменения в спектакль?

– Либретто и музыка останутся прежними. Но мы обновили аранжировки. В первую очередь это коснулось танцевальных эпизодов: они стали более энергичными. Кроме того, мы изменили девиз спектакля, перед "Историей любви" поставив ещё слова "История страны". Можно сказать, что это вызвано октябрьскими событиями, но согласитесь, что и роман Каверина "Два капитана" давно уже стал историей страны. А ещё у нас не будет оркестровой ямы: теперь оркестр от зрителей отделяет специальная панель, которая будет подниматься в начале спектакля. Дирижёр будет входить через зал.

– Вы перестроили оркестровую площадку, чтобы музыканты больше не спускались в эту яму?

– Совершенно верно. Мы хотели избавиться от негативных ассоциаций, чтобы оркестру было легче работать. Кроме того, отсутствие барьера, надеюсь, поможет установить контакт со зрителями.

– Вы, наверное, неисправимый оптимист, если после таких потрясений рискнули восстановить спектакль...

– Не только я – все наши ребята. Но мы понимаем, что вновь запустить остановленный механизм будет очень сложно. На Бродвее, по словам авторитетных театральных специалистов, такие попытки были, но, как правило, они заканчивались неудачей. Что ж, постараемся стать исключением из правила и сделать невозможное. Получится или нет – покажет время.

– "Норд-Ост" номинирован на "Золотую маску"?

– Да. И для нас очень важно, что "Норд-Ост" представлен во всех пяти номинациях, которые нам доступны, – лучший спектакль, лучшая режиссура, главная мужская роль, главная женская роль, лучшая сценография. Но эксперты должны посмотреть постановку – пока у них такой возможности не было. Надеюсь, скоро она появится.

– Как сейчас продаются билеты?

– Конечно, аншлаг на первых спектаклях гарантирован. Но если раньше у нас билеты всегда были проданы на несколько дней вперёд, то сейчас такой "подушки безопасности" нет. Если мне не изменяет память, к 23 октября мы реализовали семь тысяч билетов только через наши кассы. Большая часть людей потребовала вернуть деньги, но многие обменяли билеты на новые.

– Бывшие заложники хотят досмотреть "Норд-Ост"?

– Человек десять из них уже получили билеты, и этот ручеёк не иссякает. Интересна реакция бывших заложников, которые снова попадают в этот зал. Например, Алена Стрекалова, сидевшая недалеко от меня, пришла к нам в день открытия касс. Когда я провёл её на сцену, она буквально светилась от радости: "Вы, – говорит, – не поверите, но я счастлива оттого, что попала сюда как свободный человек". А многие, наоборот, не могут переступить какую-то внутреннюю черту. Я сам, несмотря на то, что мне по долгу службы нужно было войти в зал как можно скорее, тянул целую неделю. Не то чтобы не мог этого сделать – просто избегал такой необходимости, работал в офисе. Но потом всё равно пришлось. Сейчас люди приходят в отремонтированное помещение... А мы туда входили, когда там всё было искорёжено, пахло этим газом...

– Вы пошли на усиление мер безопасности в Театральном центре?

– Да. На центральном входе мы поставили три металлодетектора, в фойе и в зале установили видеокамеры. Договорились с Институтом им. Склифосовского: каждый вечер к нам оттуда будут приходить врачи. Они будут просто смотреть спектакль, но в случае необходимости окажут медицинскую помощь. Кроме того, мы заключили договор с сапёрами, которые каждый день перед открытием театра будут проверять все помещения. Мы пошли на это для того, чтобы обезопасить себя от телефонных террористов: если помните, коллектив "42-й улицы" после драмы с заложниками "Норд-Оста" несколько раз предупреждали о якобы заложенной бомбе.

– Вы говорили, что не будете подавать иск государству. Как вы относитесь к тому, что другие бывшие заложники и их родственники всё-таки обратились в суд?

– К счастью, в моей семье никто не погиб. Я не нуждаюсь в компенсации. К тому же чувствую свою ответственность за то, что произошло. Конечно, никакие охранники не смогли бы противостоять 50 террористам: более того, если бы бандиты встретили вооружённое сопротивление, жертв могло бы быть гораздо больше. Но всё равно я чувствую свою вину: я собрал этих артистов, музыкантов, этих детей, позвал этих зрителей. Хоть и косвенно, но я послужил одной из причин того, что они пришли в зал 23 октября. И мне с этим чувством вины трудно бороться.

Каждый должен сам решить – подавать ему иск или нет. Например, у детей погибли мама и папа: я понимаю их бабушек и дедушек, которые обратились в суд. Кроме того, для многих это единственный способ привлечь внимание общества к своей беде и вообще к проблеме терроризма, с которой они столкнулись. А что ещё они могут сделать?

– У вас нет ощущения, что этому процессу сейчас стараются придать политическую и даже скандальную окраску?

– Печально, но факт. Причём по нашему спектаклю это бьёт, можно сказать, "прямой наводкой". В конце января мы должны были дать пять концертов на Бродвее. Уже были оговорены все условия, но в последний момент спонсоры почувствовали, что пахнет скандалом. И всё из-за статьи в "Нью-Йорк таймс", где говорилось, что эти иски – попытка противостояния существующему режиму. Но, надеюсь, эта поездка всё-таки состоится.

– Как вы думаете, что нужно для того, чтобы "Норд-Ост" в сознании людей снова стал просто спектаклем, а не печальной страницей в истории страны?

– Нам трудно что-то с этим сделать. За каждым нашим шагом пристально наблюдают и достаточно двусмысленно комментируют наши действия. Показывают, например, в новостях, с каким воодушевлением актёры приступили к репетициям. А в следующем сюжете – иски бывших заложников. Это называется: "Вдовы плачут, а актёры уже танцуют". В одной из газет нас назвали нищими, которые выставляют на обозрение свою проказу, чтобы выбить деньги из государства. Другое издание утверждало, что теракт организовали мы сами, чтобы сделать спектаклю рекламу. Я надеюсь, что вскоре это всё-таки всем надоест, и чем дальше мы будем уходить от этой трагедии, тем больше "Норд-Ост" будут отождествлять только с искусством.